Он отдал девушке монету и шагнул в сад. Корзину с затихшим ребенком он поставил на вершину каменного забора достигавшего двух метров, затем подтянулся и сел на камень, осматривая переулок.

− Если у меня кто-нибудь спросит, я все расскажу! − крикнула ему девушка.

Он ее не слушал. Переулок ему не понравился. Он вел не совсем в ту часть города, к которой он сейчас стремился. Потому Антракс встал, выпрямившись в полный рост, над крышами маленьких соседних домиков, осмотрел окрестности, а главное здания, возвышающиеся поодаль в тусклом сумраке и тут же выбрал для себя хороший путь. Подняв корзину, он сделал несколько шагов по каменному забору, вновь опустил корзину с младенцем и аккуратно спустился на землю, не прыгая как мальчишка, затем забрал корзину. Ему оставалось быстро пройти по переулку и выйти на знакомую улицу.

В Рок-Рене он не так хорошо ориентировался, чтобы не плутать по хаотичным улицам. Потому ему нужна была знакомая дорога. Сначала большая улица, идущая от площади на юг, затем поворот возле кожевенной мастерской, там до трактира «Серый верес» и налево, до тупика, минуя три поворота.

Память его не подвела. Тупик нашелся, а с ним и дверь с тусклой вывеской «Черный дом». Он толкнул эту дверь и оказался в темном зале, похожем на совершенно пустой маленький кабак.

− Мы не работаем, − сообщил мужчина, сидевший за стойкой.

Рядом горела масляная лампа. Антракс бесцеремонно поставил корзину на стойку, выбрал из-под лампы лист бумаги, взял перо из чернильницы и нарисовал тайный знак работорговцев Белого моря.

Мужчина взял лист, посмотрел на знак, затем на молодого человека, молча сжег лист и положил под лампу новый.

− Проходите.

Антракс шагнул вглубь комнаты, не забывая маленького Армана, нашел нужную дверь, распахнул ее и оказался в светлом зале без окон, действительно напоминающем кабак, в котором было мало людей. Слишком мало. Два человека пили в углу, над чем-то смеясь. Третий разбирал какие-то бумаги, потягивая из бутылки ром.

Антракс сел за свободный стол. Через минуту ожидания к нему подошел низкорослый мужчина.

− Мне нужен курьер, − сообщил Антракс, не дожидаясь вопроса.

− Груз?

Он поставил на стол корзину.

− Место?

− Эшхарат. Госпиталь Фу-Диена.

Мужчина кивнул и тут же вышел.

Еще через минуту к молодому врачу подошел темноволосый молодой человек и сел напротив. Откуда он вышел, Антракс даже не пытался проследить, не желая знать больше чем ему нужно, и сразу выложил на стол мешочек с деньгами. Юноша заглянул в мешок.

− Наймешь ему кормилицу и проследишь, чтобы ребенок был в полном порядке всю дорогу, − приказывал принц. − Отдашь его лично в руки Лен-Фень и покажешь ей этот мешок, вернее вышивку на нем. Если ребенок будет здоров, получишь еще тысячу ливрий.

Юноша ошарашенно уставился на Антракса.

− Но лучше тебе не знать, что с тобой будет, если ты его не довезешь.

Часом позже Велиан вынырнул из какого-то очередного переулка и увидел двух дворцовых стражников, переговаривающихся в ночи.

− Парни, не меня ли вы часом ищете? – спросил Велиан, махая рукой.

Стражники дернулись, тут же обернулись и, не отвечая, двинулись в сторону молодого человека.

− Я тут немного заблудился, − почесывая затылок, признался Велиан.

Он все еще держал корзину, в которой спал лохматый щенок медового цвета.

3. Ветер над Рок-Реном (6)

Лилайна с раннего утра готовилась к балу. Обычно знатные девушки Рейна в ее годы еще не появляются на балах и только мечтают о них, слушая рассказы старших сестер и матерей, но Лилайна жила по правилам принцессы. Она была на этом балу не девушкой на выданье, не дамой знатной крови, а наследницей, лицом официальным.

Первый ее бал состоялся в те годы, когда она и помнить всего не могла. Еще совсем крошкой, как говорят, она сидела на коленях у отца и позволяла знатным приближенным целовать свою крохотную ручку. В десять лет она впервые танцевала средь взрослых с самим королем. Ее отец был лучшим кавалером, по крайней мере, для принцессы Лилайны. Впрочем, она привыкла танцевать с графами, герцогами, баронами, с их сыновьями и даже внуками. Да и руку для поцелуя представляла ничуть не хуже истинной королевы, а ведь ей было всего четырнадцать.

Обычно наряд для бала выбирали за нее, но в этот раз, накануне, она забраковала платье и потребовала другое, назвав это капризом.

И вот уже к обеду, хорошенько выспавшись, она сидела в нижнем платье, а фрейлины начинали плести ей множество кос, которые после должны были переплетаться причудливым зигзагом на ее затылке. В каждую косу вплетали голубую ленту и жемчужные бусины из Авелона. Таково было желание принцессы, ясное только ей одной. Она хотела угодить гостю, которого ждала на этом балу и загадочно улыбалась, не слушая болтовню своих фрейлин, отмахиваясь от обсуждения прекрасного принца Гэральда, прибывшего из Манра на празднование. Она не знала принца, не звала его на бал и откровенно не понимала, что он здесь забыл.

А вот разговоры о вчерашнем инциденте в доме герцога Ийвана привлекли ее внимание.

− Аманда умерла? − спросила она взволнованно, обернувшись, чтобы взглянуть на разговаривающих девушек.

− Да, и ребенок тоже. Говорят, наш Велиан ее добил, − прошептала одна из фрейлин.

− Глупости какие! − бросила Лилайна, вновь повернувшись к зеркалу.

− Не такие уж и глупости, − поговорила Эллина, заглядывая в большое зеркало и поправляя свои черные локоны. − Я сама видела, как вчера его вела стража всего перепачканного кровью. Ромом от него несло, как от последнего пьяницы.

− А я слышала, что он, напротив, спас ребенка, да герцог отказался от него, − сказала третья. − К тому же я видела Велиана сегодня.

− Все равно, мерзкий тип, − скривилась Эллина. − Давайте не будем об этом храмом уродце.

Фрейлины были согласны, а Лилайна не сказала ни слова. Она смотрела на свое прекрасное отражение и вспоминала мягкую улыбку человека скрывающего часть своего лица. Почем-то в памяти не всплывала черная повязка, зато перед глазами появлялась внимательная синева, смотрящая на нее и эта мягкая улыбка. Она совсем забыла о его хромоте. Конечно, она заметила ее, но когда они говорили, подобные мелочи словно исчезали, становясь невидимыми и ничего не значащими.

Принцесса внезапно ощутила сильную обиду и боль в груди.

«Он не придет» − решила она, и слезы появились на ее ресницах, но она тут же заставила себя не плакать, натягивая улыбку.

«Он придет!» − заявила она сама себе и не переставала больше улыбаться.

Она сияла, спускаясь по парадной лестнице в главный зал. Ее будущие подданные ждали ее у подножья лестницы, создавая коридор между ней и регентом.

Она сияла, гордо улыбаясь. На ней было голубое платье, украшенное кружевами. Длинная пышная юбка, которую она придерживала одной рукой, прикрывала ее ноги, позволяя только носочкам маленьких туфелек появляться на виду. Туго затянутый корсет делал ее совсем тоненькой, словно вся она была лишь цветком голубого колокольчика. В протест моде, ее плечи и грудь были закрыты кружевами, показывая только маленькие кусочки белой кожи. Длинные широкие рукава падали легкими шелковыми волнами. На ней не было никаких колец, подвесок и прочих украшений, только маленькая изящная диадема из серебра и брошь в виде лебедя с расправленными крыльями.

Как маленькая фарфоровая куколка, она прошла по залу неспешно и размеренно, позволяя каждому рассмотреть все самые мелкие детали ее наряда. Подойдя к Огюсту, она изобразила неглубокий, но крайне изящный реверанс и протянула ему руку. Регент коснулся крохотных пальчиков и церемонно поцеловал руку родной племяннице, выражая все свое почтение, а затем проводил малышку к небольшому, словно игрушечному, трону. Лилайна, заняв свое место, еще раз осмотрела людей вокруг и заговорила тихим мягким голосом:

− Этот год успел принести немало печали Рейну, но теперь пришло лето, а значит, все горести покинут нас под лучами яркого солнца.