− Я не нуждался в жалости, − тихим шепотом прорезавшим тишину ответил Антракс после паузы.

− Вот почему ты такой…

− Какой?

Она не ответила, прислушиваясь к отзвуку их шепота.

− Ты жесток к тем, кто тебе служит, − сказала она, наконец.

− Они так не считают.

Она вновь какое-то время молчала.

− В первый мой день во дворце ты специально показывал мне наказание какого-то паренька, совсем мальчишки и явно гордился этим, хотя даже Икар был против.

− Ничего ты не знаешь.

− Так расскажи. За что он вообще поплатился?

Антракс не ответил.

Он смотрел на воду, по которой расплывалось жирное пятно. Его подташнивало. Ее тихий шепот бил по ушам в тишине. Прикосновение ее платья к его спине заставляло бегать по коже мурашки, а разум пытался понять, зачем нужен этот глупый разговор и почему от него так больно.

− Почему Икар был против? – тихо спросила Лилайна.

Она действительно хотела знать.

− Этот парень − вор, − наконец заговорил принц.

Он наклонился вперед, ускользая от нее чуть дальше, и коснулся измазанной рукой воды, пытаясь хоть как-то себя отвлечь. Жирные разводы на воде казались ему большим развлечением, чем белые стены.

− У нас по закону вору отрубают руку и выгоняют, но он просто глупый мальчишка. Ему нужны были деньги, и он не придумал ничего лучшего, чем их украсть, причем совершенно бестолково и нелепо.

Лилайна смотрела на шторку и понимала, что действительно ничего не знает.

− Когда его поймали, − продолжал Антракс шепотом, − я дал ему должность с большим окладом и велел наказать. Икар же считал, что вора нельзя оставлять при себе. Вот и все.

− И зачем ты мне это показал?

Антракс невольно пожал плечами, сжал руку в кулак, словно пытался поймать воду. Он не мог говорить о том, как думал ее подчинить, запугать и удержать. Ему было мерзко сейчас от этой идеи, и потому он прошептал только одно:

− Я сделал глупость.

− А Ли?

− Что Ли?

− Она, правда, проститутка?

− Правда.

Повисло молчание. Лилайна понимала, что возможно зря была с ним жестокой. Ей захотелось извиниться, но гордость не позволила и, вздернув нос, она заявила:

− Но бить детей все равно нельзя!

− Смешно, − отозвался Антракс.

− Если тебя в детстве били, то это не значит…

Она сама осеклась и невольно обернулась.

− А тебя и, правда, били?

Антракс нахмурился. Он не знал ни одного мальчишку, которому не влетало хотя бы изредка от отца, и не понимал ее волнения.

− Твой отец кажется очень суровым человеком, − заговорила Лилайна, положив руку ему на плечо.

− У меня хороший отец, − отозвался принц, не пытаясь от нее сбежать.

Лилайна выдохнула.

− Бить детей просто так нельзя, из-за пустяков тоже нельзя, но иногда это просто необходимо, − тихо сказал Антракс по-прежнему глядя на воду. – Особенно если речь идет о мальчишках с бешеным нравом.

− Как у того мальчика?

Ей было почему-то больно, злости она больше не чувствовала, только тоску. Коснувшись лбом его плеча, она прильнула к его спине, почему-то вдруг подумав о том, что ему в этом мире очень тяжело.

− Этот мальчик не буйный, − сказал Антракс. − Он сильный. Успокоившись, он будет послушным учеником и хорошим другом для своих товарищей.

Лилайна зажмурилась, прижавшись к нему.

− Можно я еще спрошу?

− Спроси.

Она стиснула зубы, боясь спрашивать, но потом все же решилась, понимая, что другого мига не будет:

− Я сделала тебе больно словами?

Он не ответил, только, стиснув зубы, продолжал смотреть на воду, понимая, что ему было больно, но не желал в этом признаваться.

Лилайна обняла его за руку и положила голову ему на плечо.

− Видимо, я действительно дура.

− Ты в глупости не одинока, − шепнул он, мечтая чтобы этот разговор скорее закончился.

Лилайна же хотела его продолжить. Ей казалось, что это лучшее время что-то узнать о нем, чувствуя, что он не станет врать.

− А наш договор, он надежно спрятан? – спросила она.

− Надежней не бывает.

Он все же коротко улыбнулся.

Она же уткнулась носом в его руку изрезанную шрамами, почувствовала дрожь в его теле и все же прошептала:

− Прости, если я буду ругать тебя за то, что ты не делал, просто скажи мне, что я не права.

− Может быть, ты просто будешь спрашивать, прежде чем делать выводы?

Лилайна стыдливо сжала его руку своими маленькими ручонками. Она знала, что спрашивать она ничего не будет, не сможет, злясь быстрее, чем думает.

Ее чувства смешались. Ей было жарко, но мурашки холодком пробегали по ее телу, словно перебегая с его кожи. Ей отчаянно казалось, что она знакома с какими-то двумя разными людьми. Один из которых, человек честный, добрый, немного уязвимый, а другой - беспощадный и холодный. Первый ей отчаянно нравился, второго она ненавидела и боялась, но они оба почему-то жили в обожженном теле ее мужа.

− Почему все так трудно, − прошептала она невольно, говоря скорее с собой, чем с ним.

Но он ответил, по сути, отвечая самому себе, а не ей:

− Просто не мы выбираем законы мира. Мы можем изменить законы страны, можем сделать что-то лучше, но мир все равно исполнит свой закон, оставив жить только сильного, а слабому останется или умереть, или существовать, не поднимая головы.

Лилайна отпрянула, взглянула на него, но кроме мокрых черных волос увидела только часть обгоревшего правого уха. Он был без маски, она осознала это только теперь. Он сидел вот здесь перед ней совершенно обнаженный, и речь шла, видимо, не только о теле.

Она мягко обняла его. Ей почудилось, что его каменному сердцу просто не хватает тепла и потому его доброта имела привкус стали.

Она вдруг вспомнила, почему выбирала его. Вспомнила, как он защищал ее. Вспомнила, что он уже сделал для нее и как был нежен с нею. Это придало ей смелости.

Она быстро двинулась в сторону и скользнула ему на колени, обвивая и ногами и руками.

Антракс замер, чувствуя как ее тело, закрытое тканью, прижалось к нему, прижимая к его животу все еще возбужденный член. Вместо возбуждения это вызывало тупую боль, но его беспокоило совершенно другое.

− Лил, я без маски, не надо…

Но она коснулась рукой его губ. Уткнувшись носом в основание его шеи, она скользнула руками вверх, медленно закрывая бледными ладошками его лицо.

− Я должна это сделать, − прошептала она и все же посмотрела на него.

Ей было страшно. Она помнила то, что успела увидеть и заранее дрожала, но сейчас обе половины лица были скрыты от ее глаз.

Она убрала сначала правую руку, взглянув на чистую половину, с чуть бледноватой кожей, она улыбнулась той личине, к которой была сильно привязана, но тут же снова закрыла эту часть лица.

Закрыв глаза, она медленно убрала левую руку, на этот раз не вскрикнула, но в груди поднималось что-то неприятное.

Он молчал, позволяя ей эту непонятную игру, но волнение мешало нормально дышать, и сердце сжималось до боли, словно хотело обратиться в камень.

Она смотрела в такой же синий глаз, но видела иную личность, обожженную, озлобленную, решившую выжить, а после закрыла и это лицо.

Если бы Антракс знал, что она думала в этот момент, давая двум половинам его лица особый смысл, он бы рассмеялся, относясь к своему лицу иным образом. Левая часть, неизмененная, была половиной его хладнокровной безжалостности, правая, действительно испорченная, была тем единственным, что сохраняло в себе человеческую слабость.

Но он не знал о ее мыслях, так же, как она не знала, что ее пальцы, скользя по шрамам на его лице, вызывали приятную дрожь. Он просто молчал, позволяя ей медленно убрать обе ладони.

Как бы они не относились к двум одновременно существующим личностям, этих личностей никогда не существовало, а был всего один человек, носящий две разные маски: одну из металла, другую из ткани.

Лилайна вздохнула, понимая, что никакой границы не существует ни на лице, ни в сознании ее мужа. Все было правдой и, противореча друг другу, продолжало существовать.